Литературно-музыкальный вечер для старшеклассников "Загадка Ф.И.Т." (к юбилею Ф.И. Тютчева)

Разделы: Организация школьной библиотеки


ОФОРМЛЕНИЕ ЗАЛА. На сцене — плакат со словами Л. Н. Толстого: "Без Тютчева нельзя жить". Портреты Ф. И. Тютчева в молодости и в старости, Амалии Крюденер, Е. А. Денисьевой ставятся на журнальный столик в соответствующих эпизодах. Сцена оформлена в виде гостиной. В центре рабочий стол А. С. Пушкина. На пианино — два подсвечника со свечками.

МУЗЫКАЛЬНОЕ ОФОРМЛЕНИЕ: используется романс Г. А. Свиридова "Метель" (из музыкальных иллюстраций к одноименной повести А. С. Пушкина), "Сентиментальный вальс" II. И. Чайковского.

(Звучит "Метель" Г. А. Свиридова).

1-я ведущая. Сегодня наша встреча в литературной гостиной посвящается Ф.И. Тютчеву, 200-летие со дня рождения которого мы отмечали в конце 2003 года.

В творческой судьбе Тютчева много неясного, поэтому свою литературную композицию мы назвали "ЗАГАДКА Ф.И.Т." То, что вы сегодня услышите, — это наши раздумья, догадки, даже гипотезы. Мы и вас приглашаем к размышлению. Разрешите представить вам наших гостей.

(На сцене ребята в костюмах, исполняющие роли):

  • А. С. Пушкин — ...;
  • Ф. И. Тютчев — ...;
  • Биограф -…,
  • Философ -…
  • Е.А. Денисъева — ....
  • Ведущие — ....
  • Юноша и девушка — исполнители бального танца (вальса)
  • Исполнитель романса, на. стихи Ф. Тютчева "Я встретил вас..."
  • Хор чтецов: шесть девушек-старшеклассниц, которые по очереди читают стихи Ф.И. Тютчева.

1-я ведущая. Эпиграфом к сегодняшней встрече мы взяли слова Л. Н. Толстого: "Без Тютчева нельзя жить". (Музыка звучит громче. Все, кроме 2-й ведущей, уходят со сцены).

2-я ведущая. Для того чтобы войти в историю литературы, достаточно единственной книжки стихотворений. Во всяком случае, Ф.И. Тютчеву хватило этого, чтобы его помнили и через 200 лет. А в свое время:

...Он блистал, как сын природы,
Играя взглядом и умом,
Блистал, как летом блещут воды,
Как месяц блещет над холмом.
И сны Венеции прекрасной,
И грустной родины привет —
Все отражалось в слове ясном
И поражало высший свет.
(Н. Рубцов)

Биограф. Тютчев обладал характерной, сразу бросающейся в глаза чертой. Он никогда не хлопотал о славе и не дорожил ею. Он не помышлял о своем будущем жизнеописании и не позаботился о составлении хотя бы перечня своих произведений. Если стихи его и увидели свет, то это благодаря случайному постороннему вмешательству. Поэтическое творчество Тютчева шло без перерыва, но стихи появлялись в печати порой с интервалом в 5 или более лет.

Друг. В доме, "совершенно чуждом интересам литературы и в особенности русской литературы", исключительное господство французского языка уживалось с приверженностью ко всем особенностям русского стародворянского и православного уклада. Когда Федору шел десятый год, в воспитатели к нему был приглашен С. Е. Раич, пробывший в доме Тютчевых семь лет и оказавший большое влияние на умственное и нравственное развитие своего воспитанника. Впоследствии семнадцатилетний поэт посвятит своему воспитателю стихотворение.

Неверные преодолев пучины,
Достиг пловец желанных берегов;
И в пристани, окончив бег пустынный,
С веселостью знакомится он вновь!
Ужель тогда челнок свой многомощный,
Восторженный, цветами не увьет?..
Под блеском их и зеленью роскошной
Следов не скроет мрачных бурь и вод?..
И ты рассек с отважностью
и славой Моря обширные своим рулем, —
И днесь, о друг, спокойно, величаво
Влетаешь в пристань с верным торжеством.
Скорей на брег — и дружеству на лоно
Склони, певец, склони главу свою —
Да ветвию от древа Аполлона
Его питомца я увью.

Друг. Превосходно овладев классиками, Тютчев не замедлил испытать себя в поэтическом переводе. "Послание Горация к Меценату", представленное Раичем Обществу любителей российской словесности, было прочтено в заседании и одобрено значительнейшим в то время московским критическим авторитетом — А. Ф. Мерзляковым [11]; вслед за тем произведение четырнадцатилетнего переводчика, удостоенного звания "сотрудника", было напечатано в XIV части "Трудов" Общества. В том же году Тютчев поступил в Московский университет. У него складываются свои взгляды на происходящие события.

Биограф. Получив в 1821 году кандидатскую степень, Тютчев на следующий год был отправлен в Петербург на службу в государственную коллегию иностранных дел и в том же году уехал за границу со своим родственником графом фон Остерманом-Толстым, который пристроил его сверхштатным чиновником русской миссии в Мюнхене. За границей он прожил, с незначительными перерывами, двадцать два года.

Друг. Было бы серьезной ошибкой воображать, что Тютчев, проведший двадцать два года в Мюнхене, был в течение всего этого времени погружен в германскую стихию. Несомненно, он перечитал изрядное количество немецких писателей, часто виделся с Гейне [2], беседовал иногда с Шеллингом [З], но разговоры всегда велись по-французски.

Биограф. Именно в Германии молодой Тютчев пережил пылкое увлечение Амалией Лерхенфельд, с которой познакомился в 1822 году и которой посвятил "Я помню время золотое" и "Я встретил Вас — и все былое..."

Чтец. Но стихи Тютчева до нас бы просто не дошли, если бы случайно не попали в Петербург к Пушкину. Там берет начало одна из самых запутанных историй в русской литературе. Сохранилось немало устных свидетельств, подтверждающих проницательность и доброту Пушкина, который отводил Тютчеву выдающееся место на русском Парнасе. Но где достоверные письменные доказательства высокой оценки творчества Тютчева Пушкиным? Имеется лишь одна статья, где Пушкин сообщает о появлении новых молодых поэтов: Шевырева, Хомякова и Тютчева. "Первые двое, несомненно, талантливы", — добавляет он. А что же третий? Что означает такой пассаж — красноречивое умолчание имени Тютчева? Третий не талантлив? То есть бездарен? Пушкин не понял? Не откликнулся своей чуткой душой?

Итак, загадка первая.

Внимательны ли вы к великим славам,
В которых — из миров нездешних свет?
(К. Бальмонт)

(Звучит музыка. Появляется. А. С. Пушкин. На сцене — рабочий стол А. С. Пушкина).

Пушкин. В России появляются новые молодые поэты: Шевырев, Хомяков, Тютчев. Первые двое, несомненно, талантливы... А Тютчев? Недавно мне передали его тетрадь со стихами, присланными из Германии. Надо пересмотреть. Скорее всего; я их напечатаю. Здесь целый мир. Здесь Тютчев — философ, любовник, природолюб.

(Читает стихотворение "Цицерон").

Оратор римский говорил
Средь бурь гражданских и тревоги:
"Я поздно встал — и на дороге
Застигнут ночью Рима был”
Так!.. но, прощаясь с римской славой,
С Капитолийской высоты
Во всем величье видел ты
Закат звезды ее кровавый!..
Счастлив, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был —
И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!

У меня в руках тютчевские чудеса. Сколько раз уже читаю и по-настоящему испытываю миг чистого восторга.

(Читает стихотворение "Молчание" — "Silentium!").

Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои —
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят oнe
Безмолвно, как звезды в ночи,
— Любуйся ими — и молчи.

Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи,
— Питайся ими — и молчи.

Лишь жить в себе самом умей -
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, —
Внимай их пенью — и молчи!..

Он предвидит хаос как основу бытия и как его исход. Только в его стихах, пожалуй, нет места мне! Более того: здесь отрицание моего ощущения жизни: дневного, солнечного, приемлющего все страдания и горести земные, но объемлющего их гармонией. Это явно анти-Пушкин, он ведет себя не от меня, Пушкина, как почти все поэты сегодня, а от Державина, будто делая шаг назад, к одиноческому ладу, к архаическому языку. Он вводит слова и обороты, ставшие неупотребимыми после меня. Он справедливо считает матерь-землю источником поэзии, но скрывается от нее в космические дали. Для меня все здесь, на земле, и пусть природа равнодушна к человеку — младая жизнь играет у гробового входа. Его не волнует собственный исход, он думает о вселенском конце, когда во вновь покрывших все водах отразится Божий лик:

Когда пробьет последний час природы,
Состав частей разрушится земных:
Все зримое опять покроют воды,
И Божий лик изобразится в них!

Мы стоим на разных полюсах. Да, не хотелось бы отдавать будущее русской поэзии Тютчеву. И тут дело не в личных амбициях, для меня важно: чей свет зальет будущую Россию — Солнца или Луны, Гелиоса или Селены, истинен ли ясный день или это покров, накинутый на разверзшуюся бездну? Еще раз убеждаюсь, это явно поэт ночи, поэт тайны.

(Читает стихотворение "Песок сыпучий по колени…)

Песок сыпучий по колени...
Мы едем — поздно — меркнет день,
И сосен, по дороге, тени
Уже в одну слилися тень.
Черней и чаще бор глубокий —
Какие грустные места!
Ночь хмурая, как зверь стоокий,
Глядит из каждого куста!

Но коли так, почему же я полагаю поместить в III томе журнала "Современник" вот эти 16 стихотворений, а оставшиеся 8 включу в IV том? Очень нелегко российской словесностью наполнить очередной том журнала, особенно плохо со стихами. Отдам враждебной лире столь щедрое место в моем журнале? Ибо Поэт Пушкин не может не напечатать Поэта Тютчева! Решено! Этот цикл выйдет под заголовком: "Стихи, присланные из Германии!".

(Играет музыка. Пушкин уходит. Музыка замолкает).

1-я ведущая. Следующую часть нашей композиции мы назвали "Да будут они благословенны!"

Но муза, правду соблюдая,
Глядит — а на весах у ней
Вот эта книжка небольшая
Томов премногих тяжелей.

Эти вещие слова А. Фета подтвердило время. И все же упреки, сетования, сожаления не прекращаются и по сей день: "За столь долгую жизнь он сделал так мало"! Сын Ф.И. Тютчева пытался объяснить вину отца пред читателями тем, что тот слишком много времени отдавал сердечным заботам.

Итак, загадка вторая. "Жизни блаженство в одной лишь любви?"

2-я ведущая. Все, кому дорога поэзия, должны до земли поклониться женщинам, которые вдохновляли Тютчева. И будь благословенна четырнадцатилетняя Амалия Лерхенфельд (на журнальном столике — ее портрет), зажегшая в душе девятнадцатилетнего Тютчева (ставят портрет молодого Тютчева) чистую, восторженную нежность, одним из самых чарующих в русской лирике стихотворений.

Я помню время золотое,
Я помню сердцу милый край,
День вечерел; мы были двое;
Внизу, в тени, шумел Дунай.
И на холму, там, где, белея,
Руина замка вдаль глядит,
Стояла ты, младая фея,
На мшистый опершись гранит,
Ногой младенческой касаясь,
Обломков груды вековой;
И солнце медлило, прощаясь
С холмом, и замком, и тобой.
И ветер тихий мимолетом
Твоей одеждою играл
И с диких яблонь цвет за цветом
На плечи юные свевал.
Ты беззаботно вдаль глядела...
Край неба дымно гас в лучах;
День догорал; звучнее пела
Река в померкших берегах.
И ты с веселостью беспечной
Счастливый провожала день;
И сладко жизни быстротечной
Над нами пролетала тень.

Прошли годы. И снова скучный Карлсбад. Тяжело больной Тютчев приезжает сюда лечиться. Ему 67 лет (на журнальном столике — портрет Тютчева в старости). Он пишет: "Жизнь, как подстреленная птица, подняться хочет — и не может..." И вдруг — новая встреча с Амалией. И будь благословенная она, уже немолодая, уже не Лерхенфельд, а Крюденер-Адлерберг, что пробудила былой огонь в сердце старого поэта, и над страной разлилось.

(Звучит романс "Я встретил Вас...", 2-я ведущая ушла до исполнения романса).

3-я ведущая. И будь благословенна первая жена поэта, прекрасная и несчастная Элеонора, урожденная графиня Ботмер. Очаровательная, женственная, преданная Элеонора не отличалась глубиной интересов и, не владея русским языком, не знала поэзии своего мужа. Через 30 лет Тютчев вспомнил о ней стихами, летучими, как она сама (пока он не разбил ей сердце, говоря старинным слогом).

В часы, когда бывает
И тьма лишь впереди;
Так тяжко на груди,
И сердце изнывает,
Без сил и без движенья,
Что даже утешенья
Друзей нам не смешны, —
Вдруг солнца луч приветный
Войдет украдкой к нам
И брызнет огнецветной
Струею по стенам;
И с тверди благосклонной,
С лазуревых высот
Вдруг воздух благовонный
В окно на нас пахнет...
Уроков и советов
Они нам не несут,
И от судьбы наветов
Они нас не спасут.
Но силу их мы чуем,
Их слышим благодать,
И меньше мы тоскуем,
И легче нам дышать...
Так мило-благодатна,
Воздушна и светла,
Душе моей стократно
Любовь твоя была.

Но не эти стихи обессмертили Элеонору, а потрясающее признание через годы и годы:

Еще томлюсь тоской желаний,
Еще стремлюсь к тебе душой —
И в сумраке воспоминаний
Еще ловлю я образ твой...
Твой милый образ, незабвенный,
Он предо мной везде, всегда,
Недостижимый, неизменный,
Как ночью на небе звезда...

Страшным годом для Элеоноры был 1836 год, когда тайный роман Тютчева с Эрнестиной Пфеффель-Дернберг стал достоянием гласности. Элеонора пыталась покончить жизнь самоубийством, исколов себе грудь кинжалом от маскарадного костюма, но выжила, а Тютчев с жестоким эгоизмом любви сопереживал не ее мукам, а менее гибельным страданиям возлюбленной.

Так здесь-то суждено нам было
Сказать последнее прости...
Прости всему, чем сердце жило,
Что, жизнь твою убив, ее испепелило
В твоей измученной груди!..
Прости... Чрез много, много лет
Ты будешь помнить с содроганьем
Сей край, сей брег с его полуденным сияньем,
Где вечный блеск и долгий цвет,
Где поздних, бледных роз дыханьем
Декабрьский воздух разогрет.

Но злая судьба преследовала несчастную женщину. То, что не удалось маскарадному кинжалу, едва не сделал страшный пожар на пароходе "Николай I", которым Элеонора возвращалась из Петербурга к мужу. Проявив чудеса мужества, Элеонора спасла детей и сама выбралась на берег, но оправиться от потрясения не смогла. И только ее смерть развязала все узлы. Вот тогда Тютчев осознал весь ужас случившегося. За одну ночь у гроба жены он поседел, но полностью оплатил счет лишь много лет — безысходной тоской.

2-я ведущая. Как только позволили правила приличия, Тютчев сочетался браком с Эрнестиной Пфеффель-Дернберг, которая оставалась с Тютчевым до его последнего часа: он подарил ей 12 лет счастливой жизни: она выдержала долгий роман мужа с Денисьевой, окружив глубоким уважением его безмерную скорбь, когда Денисьевой не стало. Она увенчала свое служение Тютчеву подвигом, выучив русский язык, чтобы читать стихотворения Тютчева, прежде всего посвященные ей. Она читала и перечитывала их, но самое важное для нее стихотворение, о значении ее в жизни Тютчева, она обнаружила в своем гербарии лишь через два года после его смерти мужа — через четверть века после его написания.

Не знаю я, коснется ль благодать
Моей души болезненно-греховной,
Удастся ль ей воскреснуть и восстать,
Пройдет ли обморок духовный?
Но если бы душа могла
Здесь, на земле, найти успокоенье
Мне благодатью ты б была —
Ты, ты, мое земное провиденье!..

Эрнестина была потрясена этим приветом, как бы загробным. Как обеднела бы русская поэзия без ее любви, ее терпения, ее душевной высоты и того чувства, которое она внушила поэту. Да будет она благословенна!

1-я ведущая. "Романом в романе", беспримерной летописью любви называют стихи, посвященные Елене Александровне Денисьевой, стихи, в которые перелилась история ее великой и трагической любви к Тютчеву. Мы назвали фрагмент, который предлагаем послушать, так: "Не властен лишь в себе самом".

Елена Александровна Денисьева. Я была совсем молоденькой и не видела, как грозен и беспощаден окружающий меня мир, когда впервые увидела Ф. И. Тютчева. Он пришел в Смольный институт проведать дочек Дашу и Катю, и эти маленькие сплетницы, мгновенно угадавшие волнение отца, вперебой, захлебывающимися голосами: "Это Леля Денисьева, инспектрисина племянница. Отец у нее майор, отличился под Фридландом. А Леля тут на особом положении, не как все воспитанницы! — И восторженно замирающей интонацией: - Ее уже в свет вывозят!

(Вальс исполняют танцоры).

Е. А. Денисьева. Я, действительно, кружилась и блистала в свете под снисходительным взглядом тетки, суровой инспектрисы Смольного, которая очень любила меня и теряла свою обычную жесткую проницательность и властность возле племянницы. Но эта веселость, отвага, живость, бесшабашность, переходившая порой в милую дерзость, — все было сложено к ногам стареющего баловня гостиных, как только я ощутила в нем истинное чувство. Да, чувство было истинным и возникло почти с первого взгляда, это было похоже на предопределение.

Любовь, любовь — гласит преданье —
Союз души с душой родной —
Их съединенье, сочетанье,
И роковое их слиянье,
И... поединок роковой...
И чем одно из них нежнее
В борьбе неравной двух сердец,
Тем неизбежней и вернее,
Любя, страдая, грустно млея,
Оно изноет наконец...

(Звучит "Сентиментальный вальс" П. И. Чайковского. Исполнительница роли Е. А. Денисьевой уходит).

Тютчев. Однажды я пришел проведать дочек, вдруг промельк чудесного, смуглого, с огромными яркими очами существа (ставит портрет Е. Денисьевой на стол): какой бездонной глубиной, какой страстью и самозабвенной преданностью обернулась по отношению ко мне безмятежная легкость большеглазой смольнянки:

О, не тревожь меня укорой справедливой!
Поверь, из нас из двух завидней часть твоя:
Ты любишь искренно и пламенно, а я —
Я на тебя гляжу с досадою ревнивой.
И, жалкий чародей, перед волшебным миром,
Мной созданным самим, без веры я стою —
И самого себя, краснея, сознаю
Живой души твоей безжизненным кумиром.

И удивительный, роковой смысл приобрели в отношениях наших мои стихи. Сама воплощенная поэзия, она не любила стихов, даже моих, но навеянные ею, они были необходимы ей, как воздух, словно в них одних она находила искупление своей грешной, в нарушение всех божеских и человеческих законов, жизни. Ведь общество выбросило ее вон. Инспектрисе Смольного пришлось уйти в отставку.

Чему молилась ты с любовью,
Что, как святыню, берегла,
Судьба людскому суесловью
На поруганье предала.
Толпа вошла, толпа вломилась
В святилище души твоей,
И ты невольно постыдилась
И тайн и жертв, доступных ей.
Ах, если бы живые крылья
Души, парящей над толпой,
Ее спасали от насилья
Бессмертной пошлости людской!

(Исполнитель роли Тютчева уходит).

Е.А. Денисьева. Я хотела, чтобы вся книга стихов была посвящена мне, я верила, что стихи заменят аналой, дадут мне право глядеть в глаза всему свету — и своим прежним подругам, и своим бывшим наставницам, и моему родному отцу, который отрекся от меня, и моим детям, когда они подрастут и поймут меня, и самому Господу Богу, потому что в них было это оправдание; вот как написал обо мне Федор Иванович:

Как ни бесилося злоречье,
Как ни трудилося над ней,
Но этих глаз чистосердечье —
Оно всех демонов сильней,
Все в ней так искренно и мило,
Так все движенья хороши;
Ничто лазури не смутило
Ее безоблачной души.
К ней и пылинка не пристала
От глупых сплетней, злых речей;
И даже клевета не смяла
Воздушный шелк ее кудрей.

Наша мучительная любовь длилась 14 лет. (Медленно уходит, садится в кресло за капроновой шторой. Звучит музыка).

Тютчев. Безумная и прекрасная, она сошла в могилу, заболев чахоткой. Тяжелы были последние минуты умирающей.

Весь день она лежала в забытьи,
И всю ее уж тени покрывали
Лил теплый летний дождь — его струи
По листьям весело звучали.
И медленно опомнилась она,
И начала прислушиваться к шуму,
И долго слушала — увлечена,
Погружена в сознательную думу...
И вот, как бы беседуя с собой,
Сознательно она проговорила
(Я был при ней, убитый, но живой):

Е. А. Денисьева (из-за шторы виден силуэт):

"О, как все это я любила!"

Тютчев.

Любила ты, и так, как ты, любить
Нет, никому еще не удавалось!
О господи!.. и это пережить…
И сердце на клочки не разорвалось...

(Звучит фрагмент из "Метели" Г.А. Свиридова).

Все кончено. Вчера мы ее похоронили. Все во мне убито: мысль, чувство, память. Все. Пустота, страшная пустота. В сердце пусто, мозг изнеможен. Страшно, невыносимо, писать более не в силах, да и что писать. Теперь все испробовано — ничто не помогло, ничто не утешило, не живется — не живется — не живется... И только в годовщину смерти Лели я написал:

Вот бреду я вдоль большой дороги
В тихом свете гаснущего дня...
Тяжело мне, замирают ноги...
Друг мой милый, видишь ли меня?
Все темней, темнее над землею —
Улетел последний отблеск дня...
Вот тот мир, где жили мы с тобою,
Ангел мой, ты видишь ли меня?
Завтра день молитвы и печали,
Завтра память рокового дня...
Ангел мой, где б души ни витали,
Ангел мой, ты видишь ли меня?

Тютчев.

...О господи, дай жгучего страданья
И мертвенность души моей рассей:
Ты взял ее, но муку вспоминанья
Живую муку мне оставь по ней, —
По ней, по ней, свой подвиг совершившей
Весь до конца в отчаянной борьбе,
Так пламенно, так горячо любившей
Наперекор и людям и судьбе, —
По ней, по ней, судьбы не одолевшей;
Но и себя не давшей победить,
По ней, по ней, так до конца умевшей
Страдать, молиться, верить и любить.

1-я ведущая. Когда Тютчев не испытывал Любовного волнения, поэзия замолкала в нем. Ему н климат для Тютчева, и он глубоко и бесстрашно заглянул в собственную душу, однажды проговорившись о поэтической корысти, которая, несомненно, вторгается чувство

Не верь, не верь поэту, дева,
Его своим ты не зови —
И пуще пламенного гнева
Страшись поэтовой любви!
Его ты сердца не усвоишь
Своей младенческой душой;
Огня палящего не скроешь
Под легкой девственной фатой.
Поэт всесилен, как стихия,
Не властен лишь в себе самом;
Невольно кудри молодые
Он обожжет своим венцом...
Твоей святыни не нарушит
Поэта чистая рука,
Но ненароком жизнь задушит
Иль унесет за облака.

1-я ведущая. Много споров идет об отношении Тютчева к собственному творчеству. Два небольших сборника его стихов (в 1854-м и 1868 гг.) были изданы без участия автора, который даже поленился уточнить даты написания стихов, оставаясь равнодушным к их известности или неизвестности, утверждая: "Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется..."

Итак, загадка третья. "Кто знает, что такое слава?" Сейчас прозвучат стихи Тютчева.

(Хор чтецов исполняет стихи. Пианист сопровождает стихи музыкой П. Чайковского,

Генделя, А. Грибоедова. Стихи можно выбирать по желанию и по вкусу. Звучит вальс А. Грибоедова. Все участники выходят на сцену).

1-я ведущая. Итак, мы видели, слышали, что Ф.И. Тютчев отзывался стихами на каждое значительное событие своей личной и общественной жизни, на каждое сильное впечатление, будь то звездное небо, фонтан, дерево, смена времен года, любовь к женщине; вся его жизнь была переложена на стихи, но именно потому, что стихотворчество было так органично, так истинно, публикация этих признаний, озарений, раздумий о жизни не представлялась ему необходимой. Литературного тщеславия и честолюбия у него не было ни на грош, потому что — и в этом отгадка! — он был Поэтом, Поэтом от Бога!

(2-я и 3-я ведущие выносят красивые подсвечники).

2-я ведущая.

Мы вас благодарим за эту встречу
И, в верности поэзии клянясь,
На стол поставим тютчевские свечи
Чтоб свет во тьме, как прежде, не погас!

(Обе ведущие ставят подсвечники, зажигают свечи).

3-я ведущая.

Он жив, огонь поэзии прекрасный!
И никому не погасить его вовек!
И с нами Тютчев, мудрый, гордый, страстный,
Вступает в XXI век!

(Звучит музыка. Все кланяются и уходят).

Литература

  1. Нагибин Ю. // Литературная газета. — 1993. — 20 окт. — №42. С. 6
  2. Нагибин Ю. Остров любви. — Сон о Тютчеве; Комсомольская правда. 1983. 24 дек. С. 4. — (О Ф.И. Тютчеве)
  3. Смирнов Р.М. Два единства // Литература в школе.— 1990. — № 3
  4. Стихи Рубцова Н., Бальмонта К., Фета А., Ахматовой А., Солоухина В. (любое издание)